Чернышевский Николай Гаврилович

(12 (24) июля 1828, Саратов – 17 (29) октября 1889, Саратов) – публицист, прозаик, критик, учёный, революционер-демократ.

Родился в семье священника. Учился в Саратовской духовной семинарии (1842–1845), на историко-филологическом отделении Петербургского университета (1846–1850). Университетский период жизни Чернышевского отмечен самостоятельным изучением трудов по истории (Ф. Гизо и Ж. Мишле), философии (Г. Гегель и Л. Фейербах), социологии (Д. Рикардо, А. Сен-Симон, Ш. Фурье). Активное воздействие на формирование его мировоззрения оказала русская литература (А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, М. Ю. Лермонтов). Ко времени окончания университета Чернышевский определился как непримиримый противник царизма, феодально-буржуазной эксплуатации; революционно-социалистической идеи стали его прочным убеждением. Вернувшись в Саратов, Чернышевский занял должность учителя словесности в гимназии (1851–1853). Дневниковые записи этого времени говорят об общественном характере его педагогической деятельности: «Я делаю здесь такие вещи, которые пахнут каторгою – я такие вещи говорю в классе»; «...у нас будет скоро бунт, а если он будет, я буду непременно участвовать в нём». В апреле 1853 г. Чернышевский женился на О. С. Васильевой и переехал в Петербург.

В столице Чернышевский сдал экзамены на степень магистра русской словесности, начал печатать рецензии в журнале «Отечественные записки» (июль 1853), но вскоре был приглашён Н. А. Некрасовым для постоянной работы в журнале «Современник». В 1855 г. Чернышевский защитил диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности». В конце 1855 г. начал публиковать в «Современнике» «Очерки гоголевского периода русской литературы». В диссертации и «Очерках» впервые были провозглашены важнейшие философские, социологические и литературные принципы нового революционного направления. В годы первого демократического подъёма и революционной  ситуации (1859–1861) усилиями Чернышевского, Н. А. Добролюбова и Некрасова, плеяды даровитых беллетристов-разночинцев (М. Л. Михайлова, Н. В. Успенского, Н. Г. Помяловского, Ф. М. Решетникова) «Современник» становится органом крестьянской  демократии. Здесь были опубликованы основные политические, экономические, исторические, литературные сочинения Чернышевского, в которых последовательно проводились идеи борьбы масс за свержение самодержавия («безграничного владычества, самодурства»). Чернышевский становится признанным вождём революционной России, растёт число его сторонников и последователей в разных кругах русского общества. Бесстрашно и умело он пропагандирует в подцензурной печати идею создания революционной организации, участвует в подготовке и распространении революционных прокламаций. В это время в России появляются нелегальные группы, складывается тайное общество «Земля и воля», учащаются открытые выступления (крестьянские волнения и бунты, студенческие демонстрации). Жандармы ждали удобного случая, чтобы схватить Чернышевского.  В связи с петербургскими пожарами летом 1862, вина за которые провокационно была взвалена на «нигилистов», правительство приостановило на 8 месяцев издание журналов «Современник» и «Русское слово». 

7 июля 1862 Чернышевский был арестован и заключён в Петропавловскую крепость. Официальным поводом для ареста послужило обвинение Чернышевского в общении с эмигрантами. В перехваченном полицией письме А. И. Герцена и Н. П. Огарёва к Н. А. Серно-Соловьевичу высказывалось предложение приступить к изданию за границей совместно с Чернышевским закрытого властями «Современника». В распоряжении следственной комиссии не нашлось более веских юридических улик. Тогда с ведома царя судебные чиновники изготовили обвинение при помощи провокаторов. В заточении Чернышевский не прекратил борьбы, вёл себя чрезвычайно мужественно, неустанно разоблачая подлоги и махинации тюремщиков. Он написал в крепости роман «Что делать?» (14 декабря 1862 г. – 4 апреля 1863г.; опубликован в 1863 г.). После объявления приговора (7 лет каторжных работ и поселение в Сибири «навсегда») и совершения обряда гражданской казни на Мытнинской площади (19 мая 1864 г.) Чернышевский в сопровождении жандармов 20 мая был отправлен в Сибирь. «Да падёт проклятием это безмерное злодейство на правительство, на общество, на подлую, подкупную журналистику...», – писал в «Колоколе» А. И. Герцен. Свыше двух десятилетий провёл Чернышевский в тюрьме, Нерчинских рудниках, вилюйской ссылке, где продолжал литературную работу (наиболее известен роман «Пролог» 1870–1871гг.; издан в 1877 г. в Лондоне). Только в 1883 г. Чернышевский получил разрешение поселиться в Астрахани.

Маршрут переезда лежал через Оренбург, и местные губернские власти заранее были поставлены об этом в известность. В Оренбургском областном архиве хранится любопытная переписка по этому вопросу. В августе 1883 г. директор департамента полиции В. Плеве (впоследствии министр внутренних дел) «совершенно секретно» известил оренбургского губернатора генерала М. И. Астафьева, что в ответ на «ходатайство сыновей государственного преступника Николая Чернышевского о возвращении на родину их отца, государь император изъявил предварительное соизволение на перемещение Чернышевского в Астрахань с тем, чтобы по пути его следования не делалось ему каких-либо оваций», и что генерал-губернатором Восточной Сибири уже «сделано распоряжение о немедленном доставлении Чернышевского из г. Вилюйска Иркутской губернии в г. Иркутск, причём дальше предполагается отправить его под конвоем двух жандармов с открытым листом до Оренбурга, не предупреждая, во избежание огласки, подлежащих властей». «Ввиду изложенного, – писал далее Плеве, – а также и того обстоятельства, что конвойные жандармы командированы из Иркутска только до Оренбурга, имею честь покорнейше просить ваше превосходительство, по прибытии Чернышевского в Оренбург, по соглашению с начальником губернского жандармского управления, командировать двух местных жандармов на смену сопровождавшим Чернышевского из Иркутска и под конвоем вновь назначенных направить Чернышевского по назначению, минуя водные пути и приняв во исполнение высочайшей воли все меры к недопущению огласки проезда Чернышевского и каких-либо при этом проезде беспорядков».

Получив это отношение, генерал Астафьев предложил начальнику губернского жандармского управления явиться к нему для личных объяснений по этому вопросу, а через месяц (8 октября по старому стилю) препроводил ему «маршрут», по которому должен был следовать Чернышевский от Оренбурга до Астрахани (до Сызрани по железной дороге, а затем на лошадях через Саратов), и 46 рублей на путевые издержки «по прилагаемому при сём расчёту». «Расчёт» этот предусматривал стоимость билета в третьем классе железных дорог, прогоны «по обыкновенным почтовым дорогам» и «кормовое содержание» по 15 копеек в сутки.

Через несколько дней от Плеве была получена шифрованная телеграмма с просьбой отправить Чернышевского из Оренбурга до Сызрани «в особом купе II класса» и кроме того «в предупреждение каких-либо случайностей и возможностей сношения с посторонними лицами командировать для сопровождения до Сызрани железнодорожного унтер-офицера с Оренбургской станции» (в дополнение к тем двум жандармам, о которых речь шла выше). «Ввиду увеличения издержек по отправлению Чернышевского до г. Сызрани в особом купе II класса», из губернского казначейства было истребовано авансом еще 45 рублей.

24 сентября жена Чернышевского Ольга Сократовна писала из Петербурга к В. Н. Пыпиной: «Всё делается в таком секрете, что положительно никто ничего не знает. Я собственно жду возвращения Н. Г. не ранее зимы».

Наконец, 19 (31) октября генерал Астафьев обратился к начальнику губернского жандармского управления со следующим «совершенно секретным» письмом: «Согласно личных объяснений покорнейше прошу распорядиться прислать немедленно ко мне двух жандармских унтер- офицеров, предназначенных вами для сопровождения известного лица до г. Астрахани; причём не оставьте приказать этим жандармам принять это лицо от конвоиров, сопровождающих его от г. Иркутска. Независимо от сего не откажитесь сегодня, часов в 12, пожаловать ко мне для окончательных объяснений по отправлению означенного лица с соблюдением всех мер предосторожности».    

Очевидно, именно в этот день Чернышевский был доставлен в Оренбург, и в тот же день был отправлен далее, потому что 22 октября Чернышевский был уже в Саратове. Там, в жандармском управлении, состоялось двухчасовое свидание его с женою и В. Н. Пыпиной. А 24 октября начальник Саратовского жандармского управления секретно извещал своего оренбургского «коллегу»: «Два унтер-офицера вверенного вам управления, сопровождавшие известное вам лицо, благополучно проследовали через г. Саратов на Астрахань».

Переписка кончается рапортом начальника Оренбургского жандармского управления, при котором он препровождал губернатору Астафьеву квитанцию Астраханского полицмейстера от 27 октября «в приёме от сопровождавших двух жандармских унтер-офицеров... государственного преступника Чернышевского», приходорасходную тетрадь деньгам, отпущенным «на прогоны и кормовое довольствие арестанта», и «оставшиеся от расхода деньги в количестве 25 рублей 97 3/4 копеек».

Переписка свидетельствует о том страхе, какой продолжала внушать царю и петербургским властям личность великого революционера. Отсюда сугубая конспиративность, с которой был организован переезд Чернышевского из Вилюйского острога в Астрахань, – простиравшаяся до того, что далеко не всем агентам административно-полицейской власти по пути следования Чернышевского полагалось знать, кого именно везут в сопровождении двух жандармских унтер-офицеров, а те, кто знал, боялись лишний раз начертать его имя в своих секретных бумагах, предпочитая называть его «известным лицом».

Водные пути были «противопоказаны», очевидно, по той причине, что они плохо обеспечивали строгую изоляцию препровождаемого лица. По той же причине на железнодорожном отрезке маршрута (Оренбург – Сызрань) общий вагон III класса был заменен более надёжным «особым купе II класса», а к двум жандармским унтер-офицерам был добавлен ещё один, «железнодорожный».

Обращает на себя внимание также необычайная скаредность при отпуске средств на «кормовое довольствие»: каковы бы ни были тогда цены на продукты питания, 15 копеек в сутки были слишком мизерной нормой, рассчитанной лишь на то, чтобы конвоируемый «государственный преступник» не умер с голоду.

Следует учесть также приурочение переезда Чернышевского к глубокой осени с её непогодой. В подпольном «Листке Народной воли» (№ 2) по этому поводу сообщалось: «Чернышевского решено перевести в Астрахань, куда он, по слухам, уже едет. Пункт и время для пути выбраны, как нарочно, такие, чтобы окончательно сломить здоровье несчастного старика... Постановление о переводе состоялось в августе, а переводят его только теперь, в октябре или ноябре».

Таким образом, под видом удовлетворения ходатайства сыновей Чернышевского продолжалась злодейская расправа царского самодержавия над одним из самых замечательных сынов русского народа.

В июне 1889 г. Чернышевский был переведён в родной Саратов, где вскоре скончался от кровоизлияния в мозг.

К. Маркс гневно клеймил царизм за расправу над Чернышевским и одобрял смелые попытки русских революционеров вырвать его из сибирского каторжного плена. Ф. Энгельс писал о Чернышевском: «... великий мыслитель, которому Россия обязана бесконечно многим и чьё медленное убийство долголетней ссылкой среди сибирских якутов навеки останется позорным пятном на памяти Александра II "Освободителя"».

Вся деятельность Чернышевского была подчинена одной задаче – борьбе против крепостничества и царизма революционными средствами. Объективно решение этой задачи расчищало пути для капиталистического развития страны. Однако Чернышевский был уверен, что в результате крестьянской революции Россия, минуя капитализм, станет на путь развития, ведущий к социалистическим общественным отношениям. Революционный демократизм Чернышевского враждебен не только феодально-крепостническому строю, но и капитализму. Маркс отмечал, что «...банкротство буржуазной политической экономии... мастерски выяснил уже в своих «Очерках политической экономии (по Миллю)» великий русский учёный и критик Н. Чернышевский». В системах А. Смита, Д. Рикардо Чернышевский видел обоснование экономической теории капитала, тогда как сам стремился создать «экономическую теорию трудящихся» и высказал глубокую мысль: «...если изменился характер производительных процессов, то непременно изменится и характер труда, и что, следовательно, опасаться за будущую судьбу труда не следует: неизбежность её улучшения заключается уже в самом развитии производительных процессов». Чернышевский страстно верил в то, что и буржуазная Европа, и ещё задыхающаяся в тисках крепостничества Россия в своём историческом развитии неизбежно придут к социализму. Россия начинает быстро вовлекаться в «экономическое движение», где действует «закон конкуренции». При известных условиях русская община даст возможность стране сразу перейти к социализму. Россия воспользуется положительным опытом Европы, не повторяя всех этапов её исторического развития и даже минуя тягостную для народа капиталистическую стадию. В коллективном «товарищеском» производстве эффективнее можно будет использовать культурно-технические достижения «передовых народов». В. И. Ленин относил социалистическую теорию Чернышевского к народническому учению и отмечал, что содержанием её была «вера в особый уклад, в общинный строй русской жизни; отсюда – вера в возможность крестьянской социалистической революции...». Эта вера и поднимала «первых русских социалистов» на героическую борьбу с самодержавием.

Основой своих философских взглядов на природу и общество Чернышевский считал антропологический принцип. В объяснении закономерностей развития общества он стоял преимущественно на идеалистических позициях, высказывал идеи о врождённых склонностях («ложных» и «истинных») человеческой природы, просветительски преувеличивал роль знаний как чуть ли не единственного двигателя прогресса. Чернышевский материалистически решал основной  вопрос философии. Всё, что существует, полагал он, есть разнообразные комбинации материи.

Ведущую закономерность исторического развития русской  литературы он видел в сближении её с социальной действительностью, в углублении критического начала, реализма и народности. Крупнейшая историческая заслуга Пушкина в том, что он ввёл в «...литературу поэзию, как прекрасную художественную форму...», выработал русский стих, «...дал первые художественные произведения на родном языке...». Подчеркивая эту сторону, Чернышевский  порой впадал в крайность, утверждая, что Пушкин – поэт-художник. Но сам же критик проницательно заметил, что у Пушкина «...художественность составляет не одну оболочку, а зерно и оболочку вместе». В творчестве Пушкина выразилась насущная потребность русского общества усвоить литературные и гуманные интересы. «Он первый возвёл у нас литературу в достоинство национального дела...».

Новый этап в развитии русской литературы Чернышевский связывал с именем Гоголя; формула «гоголевский период» доныне остается одной из самых авторитетных и глубоких. Своей сатирой, «энергией негодования», Гоголь возбуждал и воспитывал сознание исторической обречённости самодержавно-крепостнических устоев жизни. Он возглавил критическое направление, «он пробудил в нас сознание о нас самих – вот его истинная заслуга». Борьба за гоголевские традиции одновременно была борьбой за демократические традиции критики Белинского, который стал первым теоретиком искусства и, по словам Чернышевского, «...должен был прежде всего объяснить нам, что́ такое литература, что́ такое критика, что́ такое журнал, что́ такое поэзия и т. д.». Он первый оценил Пушкина, Лермонтова и Гоголя как величайших национальных художников, двинувших вперед литературу по пути реализма и народности.

В современной литературе Чернышевский энергично поддерживал художников, сложившихся в школе Гоголя и Белинского. Лучшим поэтом своей эпохи он считал Некрасова. В его стихах Чернышевский слышал голос самого народа, ценил в них высокопоэтическое выражение дум и настроений демократической интеллигенции. В лирике Некрасова он находил ясную «поэзию мысли» и «поэзию сердца» передовых современников. На художественном материале «Губернских очерков» М. Е. Салтыкова-Щедрина Чернышевский впервые теоретически развёрнуто обосновал важнейший принцип реализма, его позитивное социально-философское ядро – принцип понимания человеческой личности в её общественной обусловленности.

Чернышевский внимательно встретил ранние повести Л. Н. Толстого («Детство и отрочество» и др.). В его даровании он проницательно разгадал такие особенности, которые лишь позднее получили полное развитие, – это великое умение писателя образно раскрыть «диалектику души» и с огромной эмоциональной силой изобразить «чистоту нравственного чувства».

Большое значение придавал Чернышевский реалистическим достижениям И. С. Тургенева. В статье «Русский человек на rendez-vous» Чернышевский подверг критическому анализу тургеневский тип «лишнего человека». Обличение общественно-психологической половинчатости, отказа от борьбы составляет немеркнущую силу этой статьи. Пылкий мечтатель и фантазер, гордец и индивидуалист в самой жизни уступает место «нравственно здоровому человеку», чуждому праздной мечты и усыпляющей пассивности.

Как литературный критик Чернышевский отличался высокой принципиальностью. Прежде чем вынести окончательный «приговор», он всесторонне исследовал произведение. Присущая критику ирония служила разоблачению враждебных политических доктрин, эстетических предрассудков. Групповым пристрастиям не было места в его оценках и суждениях. Чернышевский не ограничивался освещением узкоэстетических вопросов, всегда действуя как революционный мыслитель и боец. Его статьи, разбирающие конкретные литературные явления, поднимались до уровня публицистических обобщений важнейших процессов общественной жизни России.

Г. В. Плеханов так отозвался о Чернышевском-писателе: «...Пусть укажут нам хоть одно из самых замечательных, истинно художественных произведений русской литературы, которое по своему влиянию на нравственное и умственное развитие страны могло бы поспорить с романом «Что делать?». Никто не укажет такого произведения...». Покоряющая сила романа заключалась в том, что он отвечал на основной вопрос: что делать людям, ненавидящим старое, не желающим жить по-старому, стремящимся приблизить прекрасное завтра своей родины и всего человечества. В этом пафос романа, и выражен он с помощью новаторских приёмов, находящихся в явной связи с эстетической теорией автора. Сюжет «Что делать?» был необычен. Под пером Чернышевского будничная, казалось бы, история освобождения из домашнего плена дочери мелкого петербургского чиновника вылилась в бурную, напряжённую историю борьбы русской женщины за свободу личности, за гражданское равноправие. Эта сюжетная линия переплетается с другой, показывающей осуществление новой женщиной ещё более значительных жизненных целей – духовной, нравственной и социальной независимости. В труде, в сложных отношениях с другими героями романа Вера Павловна обретает любовь и счастье в подлинно высоком смысле. Отдельная сюжетная линия связана с Рахметовым. «Особенный человек» появляется в напряжённейший момент повествования, когда Вера Павловна трагически переживает мнимое самоубийство Лопухова, казнит себя за любовь к Кирсанову и намеревается круто переменить жизнь, расставшись с мастерской, в сущности – «отступить», изменить идеалам. Умным, участливым советом Рахметов помогает Вере Павловне найти верную дорогу. Подлинный герой эпохи, перед которым преклоняется автор, – это Рахметов с его «пламенной любовью к добру». Образ Рахметова и вся та возвышенная атмосфера уважения и признания, которой он окружён, свидетельствуют, что стержневая тема романа не в изображении любви и новых семейных отношений «обыкновенных порядочных людей», а в прославлении революционной энергии и подвига «особенного человека». Мало ещё Рахметовых, пишет Чернышевский, «но ими расцветает жизнь всех; без них она заглохла бы... это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли».

Источники: 

Бураков, Л. Желал полезным быть народу / Л. Бураков // Оренбургские губернские ведомости. – 2002. – 24 сентября. – С. 19.

Десятерик, П. «Секретный преступник № 5». К 100-летию пребывания Н. Г. Чернышевского в Оренбурге. – Южный Урал. – 1983. – 30 октября.

Макарова, М. А. Документы о Чернышевском в Оренбурге // Степные огни. – Чкалов, 1940. – № 3. – С. 151–156.

Пантелеев, П. Чернышевский в Оренбурге. – Чкаловская коммуна. – 1939. – 29 октября.

Покусаев, Е. И. Чернышевский, Николай Гаврилович // Краткая литературная энциклопедия / гл. ред. А. А. Сурков. М. : Сов. энцикл., 1962–1978. Т. 8 : Флобер – Яшпал. – 1975. – Стб. 466–476.

Попов, П. «Известное вам лицо». – Комсомольское племя. – 1978. – 27 июля.

Проезд Н. Г. Чернышевского через Оренбург // Весь Оренбург : справочник по городу Оренбургу на 1937 год: 1-й год издания. – Оренбург : Оренб. коммуна, 1937. – С. 63–64. 

Романенко, Н. «Секретно. Опасный преступник доставлен в Оренбург»... / Н. Романенко // Вечерний Оренбург. – 2006. – 12 июля. – С. 21.

Рудин, М. Чернышевский в Оренбурге // Степные огни. – № 3. – Чкалов, 1940. – С. 148–156.

Савельзон, В. Николай Чернышевский / В. Савельзон // Оренбуржье. – 2005. – 20 января. – С. 31 : ил.

Савельзон, В. «Секретный арестант» // Оренбуржье. – 1995. – 19 января. – С. 13.

Скутин, И. По пути из сибирской ссылки. – Оренбургская неделя. – 1973. – № 45. 

Сорокин, И. «Секретный преступник № 5» проследовал через Оренбург. – Комсомольское племя. – 1964. – 22 ноября.

Чернышевский в Оренбурге. – Большевистская смена. – 1939. – 30 октября.

Чернышевский Николай Гаврилович // Прокофьева, А. Литературное Оренбуржье : биобиблиографический словарь / А. Г. Прокофьева, В. Ю. Прокофьева, О. В. Федосова, Ю, Г. Ф. Хомутов. – Оренбург, 2006. – С. 217.

Чернышевский, Н. Г. // Прянишников, Н. Е. Писатели-классики в Оренбургском крае. – Изд. 2-е. – Чкалов, 1956. – С. 144–147.