(Урожденная Бородулина). Бердская казачка, собеседница Пушкина.    

Родилась в Нижнеозерной крепости в казачьей семье; отец ее - Афанасий Михайлович Бородулин, мать - Варвара Антоновна. 13-летняя Ирина Бородулина была очевидицей взятия Нижнеозерной войском Е.И. Пугачева 26 сентября 1773 г. и других событий, происходивших тут. О многих из них она знала также по рассказам отца, служившего в пугачевских отрядах под осажденным Оренбургом, а после того находившегося "в бегах".

В середине 1780-х годов Бородулина была выдана замуж в Бердскую слободу за 23-летнего казака Степана Дмитриевича Бунтова (1762-1813). На новом месте и в повой семье она жила в атмосфере излюбленных воспоминаний местных казаков - свидетелей тех дней, когда в слободе находилась ставка Пугачева и располагался главный лагерь его войска. Многими познаниями о событиях того времени в Бердской Ирина Бунтова была обязана рассказам своей свекрови Прасковьи Сергеевны Бунтовой, чье уличное прозвище - "Бунтиха" - Пушкин со слов Ирины Бунтовой внес в свои "Оренбургские записи".

Пушкин, приехавший в Бердскую станицу 19 сентября 1833, сразу же отправился к Бунтовой. Беседуя с поэтом, она поведала ему о взятии Нижнеозерной, о пребывании Пугачева в Бердской, сводила к избе казаков Ситниковых - "государеву дворцу". Большое впечатление произвело на Пушкина услышанное от Бунтовой поэтическое предание о старой казачке Разиной, долго искавшей своего сына Степана (Андреевича) Разина среди погибших пугачевцев, трупы которых тихо проплывали по вешнему Яику. Поделилась она и другими преданиями о событиях того времени, спела несколько казачьих песен. Услышанное со слов Бунтовой Пушкин внес на страницы "Оренбургских записей", пометив их ремарками: "В Берде от старухи" и "Старуха в Берде".

В письме к жене от 2 октября 1833, делясь впечатлениями от поездки по Оренбургскому краю, он сообщил: "В деревне Берде, где Пугачев простоял 6 месяцев, имел я une bonne fortune (боль¬шой успех) - нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобою помним 1830 год. Я от нее не отставал...". Покидая Бердскую слободу и прощаясь с Бунтовой, Пушкин подарил ей - в благодарность за ее рассказы - золотой червонец. Этот червонец, а главное сама беседа с Пушкиным, стали для Бунтовой источником тяжелых переживаний. Бердские казаки и казачки, бывшие очевидцами беседы Бунтовой с поэтом, стали упрекать ее за то, что она пела и рассказывала о Пугачеве явно подозрительному человеку, пугали ее грозными взысканиями со стороны начальства. В.И. Даль, сопровождавший Пушкина в поездке в Бердскую станицу, вспоминал, что бердские станичники, "бабы и старики не могли понять, на что было чужому, приезжему человеку расспрашивать с таким жаром о разбойнике и самозванце, с именем которого было связано в этом краю столько страшных воспоминаний". Дабы избегнуть ответственности за этот "проступок" старой станичницы и "чтобы не дожить до какого греха да напасти", казаки на другой же день отправили подводу в Оренбург, привезли туда и старуху, и роковой червонец и донесли: "Вчера-де приезжал какой-то чужой господин, приметами: собой невелик, волос черный кудрявый, лицом смуглый, и подбивал под "Пугачевщину" и дарил золотом: должен быть антихрист, потому что вместо ногтей на пальцах когти". Пушкин много тому смеялся". Все кончилось для Бунтовой вполне благополучно, ее отпустили домой с миром и с пушкинским червонцем. Эпизод этот получил широкую известность в Оренбурге, он упомянут в письмах Е.З. Ворониной и в дневнике К. А. Буха, которые встречались с Бунтовой при посещении Бердской станицы вскоре после Пушкина.

Рассказы и предания, услышанные от Бунтовой, Пушкин отобразил в "Истории Пугачева"; следы их остались в черновых вариантах ее текста, а также в "Замечаниях о бунте".

Ирина Афанасьевна Бунтова являлась замечательной хранительницей народной памяти о Пугачевском восстании. В ее рассказах Пугачев был запечатлен как выдающийся предводитель восставших, как человек, отзывчивый к интересам простого народа. "В Берде Пугачев был любим; его казаки никого не обижали", - записал Пушкин со слов Бунтовой.

Случилось так, что почти до самого конца XIX века пушкинская собеседница из Бердской станицы оставалась для литературоведов фигурой анонимной, безымянной. И открывший Бунтову Пушкин, и встречавшиеся с ней Даль, Воронина, Бух, а позднее А.И. Макшеев, не называли в своих писаниях фамилии и имени этой бердской казачки. Фамилию ее впервые установил адъютант штаба Оренбургского казачьего войска увлеченный краевед С.Н. Севастьянов. В марте 1899 он встретился в Бердах с казачкой Акулиной Тимофеевной Блиновой - очевидицей пребывания Пушкина в этой станице 19 сентября 1833. Блинова рассказала Севастьянову, что с Пушкиным в тот памятный день беседовала и пела ему песни Бунтова, но ее имени и отчества она, Блинова, не смогла вспомнить. Большая заслуга в воссоздании биографии Бунтовой принадлежит известному оренбургскому краеведу С.А. Попову, выявившему в Оренбургском архиве ряд неизвестных ранее документальных источников. Им, в частности, в ревизской переписи населения Бердской станицы, проводившейся в октябре 1816, была обнаружена и запись, где названы "вдова Ирина Афанасьева дочь, по мужу Бунтова" и живущие с ней дети: 18-летняя дочь Наталья и 14-летний сын Иван. Тем самым удалось установить полное имя Бунтовой, ее возраст и состав семьи. Позднее тот же С.А. Попов при просмотре метрической книги Богородицкой церкви нашел запись, указывающую на точную дату смерти Бунтовой. В записи сообщается, что 4 июля 1848 г. умерла "Бердской станицы вдова, казачья жена Ирина Афанасьевна Бунтова, 96 лет"; скончалась она от холеры. Следует заметить, что в этой записи неточно указан возраст Бунтовой; в действительности ей в 1848-м шел 88-й год. Документы, освещающие отдельные факты биографии Бунтовой, были выявлены Р.В. Овчинниковым в ходе разысканий, проведенных в архивах Москвы и Оренбурга.